Czernowitz – это книга. Да. Черновцы – это город, а Czernowitz – книга. Её начали писать лет двести назад, когда в городе появилась первая гимназия, и пишут с тех пор, не покладая рук. У каждого места – свой образ. Венеция – это вода, стекло и кинозвёзды. Парма – это ветчина. А Czernowitz – это книга. У неё много голосов, и пишется она на разных языках. Ежегодно в сентябре в Венеции проходит кинофестиваль. Ежегодно в сентябре в Парме проходит фестиваль ветчины. В первую неделю сентября в Черновцах проходит фестиваль поэзии.
Поэзия – это вариации на тему языка. Или импровизации на ту же тему. Переводы иностранных стихов чаще всего вызывают у читателя чувство смущения, даже недоумения. Чувство не обманывает. Когда поэзию вырывают с языковым мясом и подчиняют иному уставу, она испускает дух. У всякой национальной поэзии – свои коды, свои пароли. Они хранятся за семью печатями веками, иногда тысячелетиями.
Немецкий и украинский читатель испытывает то же счастье, читая талантливые стихи, но это счастье непередаваемо или, если угодно, непереводимо. Мне кажется, я знаю, в чём секрет немецкой поэзии: она упрямо отвоёвывает свободу у жёсткой немецкой грамматики. А в чём смысл украинской поэзии? Это в высшей мере трагический смысл: украинский язык выжил благодаря поэзии, выжил в поэзии. У англосаксов другая драма: это многовековая борьба между англо-германскими корнями с одной стороны, и латинскими – с другой. Хоть умри, в переводе этого не передать. Потому-то переводчики похожи на героев древнегреческой трагедии: они обречены, но всё равно борются с роком, судьбой. Эта борьба бывает столь захватывающа, что следить за ней и сопереживать просто упоительно
